Последний миг вечности

[Gherhard]

Последний миг вечности



Близится 2-е мая – дата смерти хидэ. В это время душа хидэ отпущенна с небес и спускается на землю, чтобы повидаться с каждым из своих друзей по группе. Пять небольших монологов, наполненных размышлениями по поводу смерти хидэ и ее причин от лица каждого из них, в том числе и самого хидэ.

Жанр: трагедия

Стиль изложения: монологи

Главный герой: хидэ (X-Japan – guitar)

Пары: хидэ/Йошики

Примечание: моя самая любимая вещь...

Дата написания: написано ко дню рождения моего хидэ по странной случайности родившемуся 2-го мая, чтобы он не грустил

(произведение в комментариях)

посмотреть

@темы: funfiction

Comments

[Gherhard]

Последний миг вечности

В память об «Х»

Посвящаю это дорогому мне человеку, который ухитрился родиться 2 мая – моему любимому хидэ в день его рождения.

Возможно, вышло не совсем правильно, просто хотелось написать что-то жизнеутверждающее для тебя. Постарайся не сильно грустить в этот день.



Бессмертие

(Пата)

Пата

Снова весна, снова май, снова 2-е... Почему в этом мире всё настолько закономерно и так хаотично? Перепутаны нити, сплетены и разорваны в клочья. Этот хаос так логичен, так закономерен. Почему всё так относительно, но не может быть середины, почему крайности на каждом шагу? Почему если умер, то его нет с нами, почему если весна, то обязательно - 2-е мая? Иногда мне хочется проснуться и понять, что в мире просто нет этой даты, ни на одном календаре. Если отменить её, то можно отменить и все события, которые на неё приходятся. Никто не умирал в этот день и с этим нужно не просто согласиться, а поверить в это всем сердцем. Мне кажется, если бы я смог в это поверить – нарушилось бы мировое равновесие и тогда... Тогда что? Наверное, я бы однажды проснулся, а рядом со мной сидел бы хидэ.



- Хидэ, ты же умер?

- Ну и кто тут интересно не умеет пить? – звонкий смех хидэ невозможно спутать ни с чем.

- Хидэ, расскажи мне... почему?

И он рассказал. Он многое мне рассказывал, хоть никто и не подозревает, как много я знал о нём. О, я знал его, наверное, лучше многих. Он всегда любил поговорить, когда выпьет, а я любил молчать. Мне он говорил то, чего никому бы не сказал и мне в том числе, вот если бы я ещё слушал... Но многое я всё-таки услышал и запомнил. Я-то знаю правду. Даже, наверное, только я. Почти знаю, иначе не стал бы задавать вопрос: почему? Когда умру, я первым делом спрошу у хидэ, о чём он думал, затягивая на своей шее полотенце. Странная смерть, зато вполне в его духе.

- Пата ты всё такой же пьяница, - хидэ жизнерадостно улыбается. – Успел уже где-то с утра надраться. Запомни, Пата, с утра нельзя пить.

Я и сам знаю, что нельзя, и без тебя.

- Но сам-то ты пил по утрам? – возражаю.

- Не помню такого, - хидэ лукаво трёт лоб. – Всё ты выдумываешь. Это всё твой бред.

- А ты?

- Потрогай, - хидэ протягивает руку, рука тёплая, полная жизни, она не ускользает из моих пальцев, я почти ощущаю, как по ней циркулирует кровь. Вторая рука хидэ завладевает рюмкой и опрокидывает её содержимое себе в рот.

- Какую гадость ты пьешь, Пата, - почти с нежностью произносит хидэ, морщась.

- А что ты здесь делаешь?

- Как что? Навещаю тебя! Завтра ведь второе мая. День моей смерти.

- Хидэ, но ведь ты жив?!

Хидэ смеется.

- Ну конечно же я жив! Ты опять сомневаешься?

Я торопливо мотаю головой.

- Просто восхитительно! По этому поводу следует выпить! Выпьем за жизнь? Во всех её проявлениях!

Выпиваем. Повисает молчание. Я смотрю на хидэ и понимаю, как мне его не хватало, всматриваюсь в его лицо: какое оно до боли знакомое и в то же время, словно чужое, так давно я его не видел.

- Хидэ, а почему ты здесь, почему ты пришёл именно ко мне?

Хидэ не хочет отвечать на этот вопрос. Отворачивается и смотрит куда-то в стену, словно задумавшись над чем-то. Прости, что я сделал тебе больно, хидэ. Ты по-прежнему чувствуешь боль. Значит, ты остался человеком. Или всё-таки нет?

- Ты, Пата, всё так же живёшь один, - помолчав, говорит хидэ. Киваю. Мне не одиноко. Только пить всё время хочется.

- Пата, я устал, - в голосе почти слёзы. Сворачиваешься калачиком на моём ковре. Я тоже страшно вдруг захотел спать. Просто сил нет сопротивляться. Туман застилает всё вокруг. Хватаю хидэ за руку, чтобы не потерять, рука мягкая и тёплая, но сквозь сон я уже в этом не уверен. Может это всего лишь память о твоей руке?

Просыпаюсь на рассвете, ещё даже солнце не бьёт в лицо, за окном – серая промозглая сырость. Но спать уже не хочется. Потягиваюсь и осматриваюсь – хидэ рядом нет. Он всегда являлся неожиданно и уходил тоже. Всегда. Вот он снова ушёл, оставив в моей руке своё тепло. Когда я увижу его снова? Может завтра, а может через год. Он такой непредсказуемый. Кто-то скажет, что я сумасшедший. Но я верю: однажды хидэ вернётся и всё будет как прежде. Потому, что хидэ не может умереть.

RealGackt

[Gherhard]

Беззвучное эхо

(Хис)





Раньше я совсем не понимал самоубийц. Да и сейчас, признаться, мне сложно это сделать. Я считал, что они слабые люди или просто хотят наказать окружающих своей смертью, а значит мстительные и инфантильные. Я думал именно так, пока самоубийцей не стал мой друг. Нельзя объяснить дальтонику, что такое зелёный цвет и нельзя понять, что такое смерть, не испытав её. А испытав? Тоже сомнительно. Я видел смерть совсем близко, и она мне не понравилась. Отвратительная и мерзкая, она уводит, отбирает у нас людей, мешает нам дышать полной грудью и в течение всей жизни дамокловым мечом повисает над нашими несчастными головами, не давая нам насладиться жизнью со спокойной душой. Благодаря ей мы лишены безмятежности – ценного дара, обладатели которого редко о нём подозревают. Но в этом вся его прелесть. Что бы мне ни говорили об эволюции, я не могу понять смысла смерти: это нужно, чтобы было лучше следующим поколениям, которые, кстати, тоже пожизненно будут влачить крест ожидания конца? Или это такое уж большое благо – ожидание смерти ежесекундно? Всё же лучше, чем сама смерть и то – неплохо. Можно, конечно, сказать, что я маленький человечек и мой разум не в силах постигнуть великой мудрости природы. Скорее всего, эта природа просто эгоистка. Ей нравится омолаживаться, всегда быть свежей, юной, поэтому сменяется листва на деревьях и сменяются поколения. Вот она, плата за её вечность – убийство своих составляющих, убийство по сути самой себя! А мы не имеем права даже нарекать на неё – разве не мы бездумно топчем опавшую листву? И устраняем то, что мешает нам жить. Неужели однажды мы можем начать мешать себе? Или самоубийцы просто не ведают, что творят? Я в это не верю, потому что шаг от жизни к смерти – последний предел, и если уж не действует даже мощный инстинкт самосохранения, не проявление ли это каких-то удивительных способностей, граничащих с безумием? Хидэ, несомненно, человеком был необычным. После его смерти я понял, что не все самоубийцы слабы, ну и дальше, как я уже перечислял раннее. Потому что ни одно из этих качеств не могло относиться к хидэ.

Поэтому я не могу отделаться от вопроса: почему? Почему, хидэ, ведь ты был сильным, ведь у тебя были те, кого ты любил, тебя никто не предал, никто не оттолкнул? Ты был успешен, восхитительно успешен, популярен, тебе были рады в любой компании, но что-то грызло тебя изнутри, что-то не давало тебе покоя. Ты был, как раз, начисто лишён безмятежности. Да, ты всегда куда-то нёсся, бежал, спотыкался и падал, но поднимался и как ненормальный снова мчался к цели. Конечно, во время бега цель могла и поменяться, но ты не сбавлял скорости, просто менял направление. Ты всегда горел особым огнем, излучал особую энергию, все это чувствовали, такую силу просто нельзя было не почувствовать. Глаза твои метали молнии только потому, что ты был наэлектризован до предела и твоя энергия всегда искала выход, а смехом своим ты мог бы, наверное, разогнать тучи. Редко встречаются такие люди, вот я больше ни одного и не встретил. Пусть это к лучшему, ещё один такой как ты – это кощунство, это подделка, иллюзия, временный обман зрения. Или даже – помрачение рассудка. До твоей смерти я бы, наверное, решил, что оно у меня как раз и случилось, если бы я увидел человека, которого уже нет в живых, но теперь я уже не так в этом уверен. Потому что теперь я часто ловлю себя на том, что вижу тебя в лицах проходящих мимо людей. Все в это мире заполнено тобой, ты везде, даже в зеркале. Я уже свыкся с твоей смертью, даже понял, что тебя нет, хоть, наверное, и не до конца, привык к тому, что ты теперь не с нами. Первое время я никак не мог смириться с мыслью, что тебя нет. Ну как такое может быть: тебя и вдруг - нет? Совершенно не представляю. И я говорил: «надо позвонить хидэ, давненько я не видел хидэ, может зайти к старому другу?». Люди смотрели на меня с ужасом, а я в ту же секунду начинал осознавать, что несу бред. Каждый раз у меня возникало ощущение, будто я срываюсь с большой высоты и лечу вниз. Я словно заново переживал твою смерть, так сказать, в миниатюре. Окружающие явно беспокоились о моем здоровье и именно тогда мы с Йошики серьёзно отдалились. Скоро я научился вспоминать, что тебя нет до того, как неосторожные слова успевали слететь с моего языка. Легче мне, конечно же, не стало, да и все остальные понимали меня без слов. Особенно Йошики. Он всегда переживал всё тяжелее других. По крайней мере, он не смог смириться. А я, кажется, смог. Но, видимо, до сих пор я не поверил до конца в то, что ты ушёл, может в это просто невозможно поверить? Иначе, почему твой образ повсюду преследует меня? Откуда тебя столько, ты окружаешь меня, смотришь на меня отовсюду. Не мог же я вот просто так взять и сойти с ума? Всё же я чувствую, что мне тебя зверски не хватает, быть может, всё дело в этом? И меня совершенно не пугает наличие такого большого количества тебя, я даже рад, мне легче, я не остаюсь один на один с болью, чувством вины и обиды за тебя. И я не боюсь тебя совершенно, как боятся призраков или теней, потому что ты не призрак, ты просто отголосок себя, просто эхо в бесконечном тумане, эхо одного человека, которого я знал. Просто ты. Потому что иначе и быть не может, потому что бесследно ничего не исчезает. Потому что смерть это не просто ситуация, когда отказывают все твои системы, ведь смерть - это не поломка, смерть - это не болезнь. Смерть – это просто другая форма жизни, вот что, очевидно, ты хочешь сказать мне. Ты словно шепчешь: «Я жив, я просто не здесь. Помни меня». И я помню. Без конца вижу тебя, без конца помню. Каждую минуту, каждый день. И верю. Потому что в тебя нельзя не верить. Иногда я думаю, что я безумен, что я не в себе. Но такие мысли навещают меня редко. Я же знаю, что это не безумие, это только эхо, всего лишь отражённый звук, звук твоего молчания, эхо твоего одиночества, эхо беззвучия, эхо полной тишины, несбывшихся надежд и потерянной жизни. Это то, что осталось нам здесь от тебя. Твой след. Но я верю, что где-то есть и ты, очень далеко и очень близко.

Я не раз был свидетелем смерти, не раз оставался, когда другие уходили. Но только ты восстаешь передо мной с такой прозрачной отчётливостью. Наверное, потому что в тебе была сила, которой не было в других. И теперь этой силе просто не куда деться. Что остаётся, когда гаснет огонь? Остаётся память. И боль в глазах, утомлённых его всполохами.

RealGackt

[Gherhard]

Падение звезды

(Тоши)





Не знаю, почему-то вчера вспомнил тебя... Может быть, потому что близится второе. А может быть оттого, что слишком долго глядел на ночное небо. Так много падающих звёзд. Мне всегда казалось, что ты – одна из них. Почему? Просто казалось и всё. Мне грустно, хочется пить, и не отрываться от этого бесконечно звёздного неба. Меня терзают воспоминания. Каждое из них – словно было вчера. Иногда мне кажется, что ничего не изменилось: Йошики никогда не обрезал волосы, Х – по-прежнему вместе, а ты – жив. Отчётливое такое ощущение, так и хочется сказать: «Какая чепуха! Ну надо же такое придумать. Что это за мир такой, где нет иксов, где нет хидэ?» Хочется набрать знакомый до боли номер и услышать до боли знакомый голос. Чей? Какая разница, кто возьмёт трубку, главное – не в этом. Ну, пусть это будет слегка нервный голос Хиса. Или равнодушно-расслабленный голос Паты. Или твой ехидный голос. Но не хочу, чтобы это был голос Йошики. Такой неземной, такой прекрасный. Не хочу. А что мне скажут? Ну... неважно. Например: «Где тебя, Тоши, черти носят?!» - тоже сгодится. Я буду счастлив услышать и это. Главное, что Иксы вместе и они ждут меня!

У меня есть фотография, непрофессиональная, некачественная, на ней – моя группа, все весёлые, молодые и... безмятежные. А меня нет, потому что это я тогда их фотографировал. У нас к тем порам были уже сотни снимков нашей группы, опубликованные в журналах, изображённые на наших дисках, напечатанные в виде плакатов, не знаю почему мне тогда так захотелось заснять их всех на свой старенький фотоаппарат. Теперь, когда я спустя года смотрю на неё, мне иногда кажется, что это мне Иксы машут руками и словно зовут меня к себе. «Тоши, - кричат они мне. – Ну где же ты! Мы же твоя семья!» Честное слово я слышу их голоса, они преследуют меня, больно отдаются в ушах, не дают мне покоя, но мне так приятно их снова слышать. Я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы они замолкали. Я не вернусь... Никогда. Даже пожелай я вернуться, теперь это было бы невозможно. Я никому не говорил, почему я ушёл, а ведь каждый из вас спрашивал меня раз по десять. Каждый. Кроме Йошики. Он ни разу не спросил меня об этом. Ни единого разу. Почему? Может быть знал, а может не хотел об этом думать. Не хотел даже и мысли допустить, что можно простить мне моё предательство. Очевидно, что он ждал чего-то подобного. Значит, знал – почему. И знал, что бесполезно меня останавливать. Он всегда чувствовал меня лучше других. И не только меня, нас всех, он всегда был таким чувствительным, таким чутким, музыкантом человеческих душ с абсолютным слухом. И он никогда не простил мне ту тишину, в которой я его оставил. Когда я уходил, он не останавливал меня. Когда я в последний раз выходил из студии, он отвернулся и даже не смотрел в мою сторону. Все остальные тоже опустили глаза, не глядя на меня, и молча протягивали мне руки. И только глаза хидэ сверкали как камни, упрямо глядя мне в глаза. И невозможно было уклониться от этого взгляда, невозможно было ни отвести глаза, ни закрыть их. Можно было только смотреть ему в глаза. И я смотрел и видел его пытливый взгляд, и я читал в глазах его странную решимость. Он сказал:

- Тоши, это твоё последнее слово?

Все замерли и я чувствовал, что все они ждут ответа, ждут, что же я скажу. Я чувствовал, что от моего ответа зависит сейчас многое, и читал подтверждение этому в прямом взгляде хидэ. Я чувствовал, что все сердца забились в унисон в ожидании, я чувствовал, что дыхания затаились, тела – замерли. И ещё я чувствовал, что стоит мне ответить: «Я останусь!» и всё будет забыто и будет наплевать, что мы сыграли уже наш последний концерт, что всем известно о распаде Икс, мы всё вернем на круги своя, выправим, исправим, выкрутимся общими усилиями. Я видел огонь в глазах хидэ и чувствовал, что на меня свалилась огромная ответственность за мой ответ. Я увидел два пути, сейчас все мы стояли на распутье и я должен сделать шаг. На секунду мне захотелось всё вернуть. Но... но я внезапно осознал, что это неправильно. Что это так несерьёзно уходить и возвращаться, давать последний концерт и снова объявлять о том, что мы вместе. Это несолидно и недостойно для группы масштаба Икс, это подорвёт её репутацию и Йошики никогда уже не простит мне этого. А две неискупимых вины для одной жизни – чересчур много. Нет сомнений, ради Икс он на всё пойдёт, всё сделает, чтобы она была, но потом... Потом он возненавидит меня. Икс уже никогда не останутся в памяти людей настолько прекрасным и внушительным сооружением, настолько трагичным и восхитительным. Только распавшись и, распавшись сейчас, Икс останется памятником на многие годы. И я решительно качнул головой –да, хидэ, последнее. Огонь в глазах хидэ погас и он отвел взгляд. Больше он не смотрел мне в глаза. Мы несколько раз виделись, но никогда он больше не смотрел мне в глаза, всегда избегал моего взгляда. Несмотря на это, я так отчетливо помню его взгляд. Сам хидэ мне помнится размыто и неточно, но его глаза словно горят в моей душе, никогда не могу забыть этот его взгляд.



- Но почему, Тоши, почему?

- Почему всё так прекрасно? Почему всё так утонченно? Почему получилась такая красивая история? Разве ты и сам не видишь, хидэ?

- Нет, Тоши, я же мёртв... Разве мёртвые могут чувствовать?! Разве затем я умирал, чтобы вечно мучаться этим вопросом?!

- Не злись, хидэ, пусть я виноват, но в этой истории обязательно должен был быть кто-то, кто может стать виноватым, кто-то, кого можно во всем обвинить. Что поделаешь, раз уж это я. Что поделать, если роль мерзкого злодея досталась мне. Неужели ты не видишь миллионы людей, которые помнят и любят Икс? Потому что в их памяти Икс остались прекрасными до конца. Икс не распались тихо-мирно, подобно многим другим, память о которых стирается со временем. Икс оставили о себе память, память на века. Известнейшая группа и её страшная, но такая прекрасная гибель! Кто-то должен был сделать это, кто-то должен был сделать её бессмертной. Это сделал Йошики, со своей гениальной музыкой, это сделал я, своей жестокостью, и это сделал ты, своей жертвой. Все мы – винтики в одном механизме, все мы внесли свою лепту в её бессмертие, каждый свою, и так уж вышло, что мы по разные стороны баррикад. Просто потому, что нам подошли такие роли, просто это фатум, судьба. Ей нет дела до человеческих жизней. Избранные часто спрашивали: почему именно я? Но я не стану спрашивать об этом, потому что знаю – на их вопросы никогда не было и не будет ответа. И неважно кто ты – предатель или сын Господа. Ты должен покоряться. Но ведь красиво получилось, правда, хидэ?

- Очень красиво. Очень больно.

- Действительность так похожа на одну из красивых и грустных мелодий Йошики. Словно он чувствовал... Какая была музыка, такая вышла и жизнь. Наверное, мы просто однажды сыграли в жизни всё, о чем пели на сцене. Красиво...

- Разве ты об этом думал, когда уходил? О том, что ты избран, о том, что ты должен...

Какое звёздное небо! Откуда оно такое взялось? Зачем, хидэ, ты меня спрашиваешь? Зачем? В глаза летят целые звездопадные ливни. Падают звёзды... Одна из них должна быть тобой. Этот голос... Откуда он идет?

- Это так для тебя важно?

- Да, Тоши, можешь без подробностей. Просто скажи, я пойму даже самый слабый намёк, ведь я уже мёртв...

- Потому что Йошики обрезал волосы. Вот и все, как ты и просил, без подробностей. Звучит странно...

- Только не для мёртвого, Тоши! Я понимаю... Я думал что-то изменится, когда ты скажешь об этом, но... ничего. По-прежнему темно, по-прежнему больно.

- Мёртвые могут чувствовать?

- Ещё как, Тоши...

Какое безумно звёздное небо! Сколько осколочков этого неба сыпется на меня, словно все они хотят погрести меня под своим грузом. Но это невозможно. Только голубые розы, прекрасные голубые розы, самые лучшие цветы на свете, могут засыпать меня. Я никогда не встану из-под них.

Снова тишина. Это ушёл хидэ. Почему всегда такая тишина, когда кто-то уходит? Особенно если это хидэ. Йошики... Он так ненавидел тишину. Не простит. Никогда. Без тебя... Всегда так тихо. Он прав, что не прощает меня. Кто-то должен... Должен... Но почему, почему я? Сын или предатель. Не хочу. Хидэ, почему твоя боль не прошла? Значит, моя тоже вечна? Стоит ли великое малого? Стоит ли? А ведь я мог, мог тогда, всё изменить. Мне до сих пор снятся сны, не кошмары, нет. Просто вижу тебя на фоне огромного заката. Даже не тебя, ты – смутная фигура, я вижу без конца тот самый последний взгляд, который я видел. Я вижу твои глаза.

- Тоши...

А в глазах: «Не уходи... Останься!»

RealGackt

[Gherhard]

Осколок света

(Йошики)





Проходит жизнь – и пускай. Пусть истекает себе, не спеша, секундами и десятилетиями – разницы никакой. Для меня время застыло. Замерло в ужасе, окаменело – как хотите. Об этом можно говорить как угодно, потому что со слов невозможно понять это, а почувствовав – нет сил объяснить это словами. Однажды весь мир замер, и пусть нам кажется, что мы двигаемся по течению жизни, но я-то теперь понимаю, что на самом деле мы стоим на месте и нам только кажется, что мы двигаемся. А жизнь – это просто одно застывшее мгновение. И чтобы это понять должно что-то измениться. Как ветер, взрывающий стены, как солнечный луч, пробивающий щели, как холод, заползающий под одежду, так в сердца заползает боль, наполняя их тёмными, густыми ощущениями. Исподволь она находит к нам дорогу, коварно по-змеиному сворачивается холодным клубочком в душе. И мы даже не знаем ещё, что случилось, а сердце уже тоскует и мечется в предчувствии недоброго. И наступает положенный миг, когда всё рушится и из обломков прежнего, безмятежного и светлого города восстают тёмные, мрачные и сырые строения, имя которым – действительность. Суровая правда ослепляет своим взглядом наши глаза, поэтому сразу ты даже не можешь понять, что случилось, но уже чувствуешь присутствие чего-то гнетущего, огромного и грозного. И вот он миг, когда под ударом по клавише фортепиано обрывается самая высокая нота, и тогда, тогда эта змея, в твоей груди, мирно ждущая своего часа, неожиданно превращается в скорпиона и его жало вонзается в тонкую ткань твоей души. И ткань рвётся, и мир, безумно вспыхнув всеми мыслимыми оттенками, разрывающими твой мозг, внезапно становится чёрно-белым. Он темнеет и меркнет, наступает темнота. И ты умираешь.



Не правда ли, что те, кто нас любит, всегда пробивают нам самое сердце? Самые страшные удары всегда наносили мне руки самых близких людей. Нет, у меня, нет и не было врагов, я страдал, только из-за тех, кто истинно меня любил. Теперь у меня уже не осталось самых любимых – все, кто мог, покинули меня. Кроме матери. Больше я не хочу завязывать серьёзных отношений. Ни с кем. Просто не могу.

Всё складывалось прекрасно и удачно. Мы были вместе, одно дело, одна мечта. И я думал, что так будет всегда. Мне казалось, что не может ничего кардинально измениться, с чего бы это? Но я ошибался. Мы же не были одним целым, хоть и мыслили одинаково. Даже чувствуя боль, чувствовали мы её по-разному. Пока наша кровь, смешанная со слезами, текла на сцену, каждый из нас был словно в своей камере, наедине с собой. Каждый чувствовал что-то своё, каждый по-своему трактовал все наши слова, сказанные вместе, каждый вкладывал в них свой смысл. Что-то держало нас вместе – потом всё рухнуло. Рухнуло торжественно и величественно, как в замедленной съёмке. И над руинами, каждый испытывал свои чувства, только у каждого была теперь своя песня.

Песня хидэ всегда тяготела к чему-то безумному, до боли радостному, до бессилия сильному, разрушительно-хрупкому. Я чувствовал, что однажды он ускользнёт из моих рук, растает паром и, блеснув яркой вспышкой, исчезнет из моей жизни. Я всегда беспокойно ждал этого, но он растворялся пока только наркотиком в моей крови. И мне не хотелось, чтобы что-то менялось.

Я всегда мечтал о вечности. Бесконечный дождь. Вечная любовь. И ещё много других вещей, которые могли бы быть вечными. Хидэ однажды сказал: «Но всё и так вечно! Всё не имеет конца, пока оно есть. Сейчас. Потом оно уже не будет бесконечным. Пока длится что-то – это и есть настоящая вечность. Пока есть любовь – она всегда вечна». И я поверил, что всё не имеет конца и я тоже вечен. И даже привык к этой мысли. Я не мог предположить, что однажды он захочет прервать эту вечность.

Я верил в это даже когда чувствовал, что умирает часть меня, затухает моя душа. Пламя, которым я всегда горел, замерзло. И хотелось в отчаянии кричать. Кричать, даже зная, что это ничего не изменит. Я боролся как никогда в жизни, хоть и чувствовал, что с каждым днём я всё больше срываюсь в какую-то безумно-тоскливую пропасть, и мне казалось, что впереди, развернув крылья, на всех парах вниз головой туда уже летит хидэ. Мне даже сны такие снились, будто я лечу вслед за ним и тяну к нему руки, пытаясь схватить, но не могу. А он мчится так быстро, что одежда на нём начинает гореть и он весь горит. Он продолжает лететь вниз, освещая мне путь.

Он долго горел, наверное, потому что был сделан совсем из другого материала, чем все мы. Мы часто горим, вот только сгораем ли до конца? Это было долго. И, когда ещё казалось, что ещё всё можно поправить, всё можно изменить, когда ещё была надежда на лучшее, в один миг он исчез. Его просто не стало, так неожиданно и так закономерно. Я всегда чувствовал, что так оно и будет, но никогда не верил в это. Потому что, когда что-то становится слишком очевидным, мы перестаём в это верить. И я не верил ни тогда, ни позже, иногда мне кажется, что не верю и сейчас. В то, что больше никогда... Просто был миг. Всего один миг. Миг, когда обрывается вечность. Наша вечность. Душа превращается в пепел и осыпается на ковёр. А в жизни больше нет времени, потому что я не хочу, чтобы этот миг когда-нибудь завершился. Лучше не верить и жить с этим. Потому что потом начнется другая – холодная и равнодушная вечность. И пусть ещё существует множество вещей, которые тоже стоят вечности, но для меня самая ценная только одна.

И снова мне снился тот старый сон. Тот сон, в котором я лечу вслед за тобой, а ты освещаешь мне путь. Я так и не понял: звал ли ты меня тогда с собой? Мне кажется, что ты не хотел, чтобы я ушёл следом, только поэтому я и остался здесь. Только в этот раз я видел во сне, как ты развернулся и коснулся меня своей пылающей рукой, провёл ею по моей щеке.

Я знаю: ты мой свет, всегда был и будешь, даже теперь продолжаешь мне светить. Ты рассыпался на много осколков, разбросав их вокруг. Один из них вонзился в моё сердце, его заливала кровь и боль, но он продолжал светить, потому что просто был куском света и не мог иначе. И я продолжаю жить с ним, не желая вынимать его из сердца. Я продолжаю любить тебя, существовать для тебя и я как прежде не могу без тебя жить. Но любовь, то последнее, что осталось мне от тебя, греет моё сердце изнутри и излучает свет. Она вся в зазубринах и её невозможно вытащить из раны, она разрывает меня на части, но я не хочу от неё избавляться. Её просто слишком много для меня одного, без тебя... Ты сказал: «Я не вернусь, но я всегда буду...» Жаль, что я не расслышал твоих последних слов. Но ты всегда останешься со мной и, возможно, когда-нибудь, под другим солнцем, я ещё смогу дотронуться до тебя. Я смогу быть не один. Смогу быть с тобой. Ведь ты прав, ты действительно всегда будешь...

Я действительно верю в то, что ты со мной. Всегда. Только один раз я усомнился в этом – в миг, когда умер я прежний, умер вместе с тобой, в миг, когда всё закончилось. Никогда уже не будет Йошики Хаяши, никогда. Он умер, потому что поверил. Потом была боль, чёрная, сплошная, без единого пробела и никогда её ещё не было так много. Боль. Это было последнее, что я чувствовал в своей жизни. Кроме любви, которая с ней слилась. Больше – ничего. Мне говорили, что боль со временем пройдёт. Но это неправда. Говорили, тоска утихнет. Не знаю. Может быть. Но, наверное, для этого не достаточно одной вечности.

RealGackt

[Gherhard]

Прерванная вечность

(хидэ)





Возможно, Тоши и прав в том, что всё было так, как и должно было быть. Икс рассыпались медленно и величественно, как какой-нибудь древний замок, прекрасное белоснежное строение рухнуло в один миг вниз. Вместе с ним рухнуло и моё сердце. И на месте этого строения осталась выжженная пустыня, на которой уже больше ничего не вырастет. И это ты называешь памятником, Тоши? Нет, Тоши, большое не всегда стоит малого. Мёртвые могут чувствовать или, по крайней мере, помнить. Я помню, как я падал, а мои крылья горели, горели... Я сильно ударился о землю и погас. Мои крылья остались целы, но они были изломаны и искалечены. Я продолжал петь, не думаю, что кто-то понял, почему я тогда пел. Почему я был таким странным в своём творчестве. Так вот – это был крик моей израненной души, пение птицы со сломанными крыльями. Мне хотелось создать что-то не такое возвышенное, что-то не такое прекрасное, что-то не такое вдохновенное, что-то не такое как... X-Japan. Музыка, не похожая на музыку Йошики, слова не похожие на наши тексты, голос, не похожий на голос Тоши... Всё должно быть иное. Стиль одежды, поведения, исполнения. Абсолютно всё! Ни единого напоминания. Не нужно мне больше ничего красивого! Я насмотрелся на Йошики, я наслушался Тоши, я был одним из вас. И большей красоты мне не надо, да я и не смог бы её сделать, я умел только разрушать. И хотел только этого. После того как ушёл Тоши, мне бесконечно захотелось что-нибудь разрушить, сломать, разбить, убить. Вот почему я так пел. А как ещё, по-вашему, можно петь с переломанными крыльями? Да, я уходил всё глубже в деструкцию и когда я понял, что не могу разрушить что-то соответственное моему желанию, я... разрушил себя. Вот - почему.

Я думал - я умру и ничего больше не почувствую, и мне невыносима была мысль об этом. Но я подкорил её себе, подчинил её, преодолел. И я не хотел жить, но всё же хотел, безумно хотел чувствовать, думать, оставаться чем-то мыслящим. Но всё-таки я умер. Умер странно, выбрав тяжкую смерть, умер мучительно, просто потому, что напоследок мне хотелось ещё раз почувствовать боль. Почувствовать, что я ещё жив. Потому что я думал, что это конец, и я растворюсь и исчезну, и меня больше никогда не будет. Боль вообще странное чувство, очень сильное, очень привлекательное. Она пугает нас и приманивает одновременно, что может быть её сильнее? Она есть всегда. В каждом из нас. В каждую минуту, что бы мы помимо её не ощущали. И нет без боли других сильных чувств. Странно, почему некоторые хотят от неё избавиться?

Моя смерть вовсе не была бегством от боли. Я вполне мог бы быть счастливым. Если бы заставил себя. Но я понял и решил для себя однажды, что жить мне незачем. Что я просто обманываю и себя, и других. Что я давно уже мёртв. И что я сделал всё, что мог. Когда умирает дерево, умирают ветки. А боли я не боялся никогда. И я наслаждался этой болью, болью смерти, зная, что это в последний раз, что это последнее, что я чувствую в жизни. Но я ошибался.

Почему я пришёл теперь? Завтра для вас это будет просто сон или галлюцинация, но я пришёл, чтобы сказать, ответить: почему? Ответить на вопрос, который каждый из вас мне задавал. Мысленно или вслух. Сделать то, что не даёт мне покоя. Я пришёл, но не смог... Потому что понял, что для вас тоже нет покоя, вы по-прежнему зовёте меня, проклинаете, умоляете ответить - за что я оставил вас. Но нет ответа. И пока его нет – я жив для вас. Пока вы ждёте меня, я – с вами. И вы не хотите меня отпускать. А я... Я не хочу умирать.

Я не знаю, что будет дальше. Зато я знаю, что существует огромное множество миров, и иногда я думаю: «а если начать всё сначала?» Подождать вас немного здесь и начать всё заново где-то в совсем ином мире, но таком похожем на наш. Быть может, тогда мы не совершим тех ошибок, которые мы сделали сейчас и всё будет так же, но всё заново и всё по-новому. Я так хочу этого. Я снова хочу жить, я снова хочу петь, я снова хочу любить тебя. Прости, что оставил тебя в темноте. Я и сам теперь ничего не могу разглядеть в этом бесконечном мраке. Мёртвые так сильно чувствуют боль, так сильно ощущают тоску. Мои крылья отросли и стали гораздо более сильными, чем раньше, почему же мне так плохо? Потому что ты один, потому что теперь изломаны твои крылья, а я так не могу. Не могу смотреть на это и не могу ничего с этим поделать. Прости меня, мой любимый, прости, что не смог стать для тебя тем светом, о котором ты мечтал, в который ты веришь сейчас. Я слаб, я далеко, я не могу дотронуться до тебя по-настоящему, не могу тебя обнять, сказать, что я здесь, что по-прежнему люблю тебя, сказать, что я твой. Твой навсегда. Был и буду. До последней капли крови, до последнего лучика моей души. Лишь иногда я спускаюсь к тебе и неслышно касаюсь твоего лица, твоих плеч. Но ты замираешь каждый раз, будто чувствуешь, что я здесь. Моя любовь так сильна, что почти осязаема, во всяком случае, больше, чем я, ты просто не можешь её не чувствовать. Я же знаю.

Да, изредка я спускаюсь вот так, как сейчас. Я смываю с тебя боль или хотя бы пытаюсь сделать это. Ты знаешь, что теперь я твой ангел-хранитель? Я и не думал, что хранят нас те, кто нас сильно любил, но ушёл раньше нас. Но только в том случае, если эта любовь действительно была больше самого человека, больше его жизни. Поэтому теперь я всегда с тобой: до твоей смерти и дальше. Я так не хочу, чтобы ты плакал и горевал! Ты ведь не знаешь, что здесь, где я сейчас, очень строго с обещаниями, данными при жизни. Особенно с теми, в которые мы вкладывали душу, которые давали от чистого сердца. Разве я никогда не обещал, что буду с тобой вечно? Разве я не говорил, что никогда не покину тебя? Разве я не обещал искать тебя всегда и везде? Даже за последней гранью? Я всё это обещал и верил в это искренне, по-настоящему. Даже когда уходил, я знал, что буду любить тебя всегда, любить и искать. Даже когда я верил, что меня больше не будет, я не мог поверить, что не будет моей любви. Втайне я знал, что она будет жить всегда и я вместе с ней. Потому, что такое чувство просто не может исчезнуть в никуда, раствориться в пустоте. Поэтому я всегда верил в то, что обещал. А потом я ушёл. Так не должно быть, поэтому я теперь всегда с тобой, хочешь ты этого или нет, но никогда я тебя не покину. Иногда я думаю, а я ли это? Может, хидэ давно умер, и только его вечная любовь живёт мною? Если и так, я всё равно буду с тобой. И я рад этому и не хочу ничего менять, чем бы я там ни был. Не хочу больше уходить.

Уходя, нужно всегда оглядываться, только теперь я это понял. И быть может, тогда можно заметить что-то такое, из-за чего и уходить не стоит. Быть может, всё-таки, позади ещё что-то осталось, что стоит того, чтобы мы вернулись, не уходили. Особенно если мы уходим навсегда.



Йошики, ты слышишь, вечность есть! Она действительно есть и не стоит нам от неё отказываться. Даже когда всё заканчивается, когда обрывается одна вечность, тут же начинается новая. Но она не отрекается от первой, она не чужая ей, не оторвана от неё и не разделена с ней, она просто её продолжение. Ведь на то она и вечность, чтобы никогда не прекращаться.

RealGackt

[misterBee]

ещё раз спасибо.

[Gherhard]

и тебе спасибо за комментарий. Но мне бы еще очень хотелось, чтоб ты высказал свои чувства и мысли по этому поводу. может быть ты сможешь совершить этот подвиг?