Вот в эту ночь мы и познакомились, за девять минут до полуночи. Поэтому у меня было еще семнадцатое декабря, а у нее уже восемнадцатое. Цифра «17» - одна из любимых у меня, а теперь еще и счастливая.

Помню, в декабре мы гуляли с Бальтазаром по маленьким улочкам. Дома, деревья, тротуары были обиты великолепным пушистым снегом. Я все повторял не к месту «мглистой ночью о нежной весне будет петь твоя кровь во мне», и сам не понимал, почему я произношу эти слова. И улыбался от непонятного счастья. Я даже думал, не снится ли мне эта прогулка? Сейчас я думаю, что это было предчувствие и знак.

Эту же фразу я буду вспоминать в январе, просыпаясь среди ночи от странной радости, как будто голову мою наполняет что-то весеннее, легкое как ветер, жирондистское. Я понял, что влюблен, но думал, что в историю и дух Жиронды…

Я не влюбился с первого взгляда, сначала мы обнаружили друг в друге самых интересных собеседников. Хотя и были политическими противниками – она оказалась дантонисткой по убеждениям. Я к тем порам уже пережил свой долгий и мучительный диалог с тенью Робеспьера, и был рядом с ним.

Помню, как жаловался ей, что выхожу с ним «на люди», точно с чудовищем за спиной. После некоторой паузы она сказала, что тоже любит чудовище и сама поражена тому, как это могло случиться. Я почему-то очень развеселился и стал просить назвать мне его имя. «Меня-то Вы точно не испугаете, расскажите скорее». Она не стала дразнить мое любопытство. Написала коротко и, как мне показалось, сухо всего одно слово. «Тальен».

Да, Жан-Ламбер Тальен, термидорианец… Если бы тень Цезаря увидела Брута, и она бы не была поражена так, как я в тот миг. Незадолго до этого, прочитав у Карлейля лирическое описание 9 термидора, где он не скупится на нежности о Тальене, я испытал желание найти его (автора) могилу и станцевать на его костях.

Я в ужасном смятении вскочил и убежал курить. А там уже принялся хохотать. Потом она рассказывала о Тальене, а я слушал и удивлялся, как похожи мы с ней в некоторых аспектах. Помню свой странный восторг, все казалось мне восхитительным, особенно прелестным – то, что подобные чувства можно испытывать к самому настоящему чудовищу.

О том, что я влюблен в нее, понял позже, когда мне приснился сон, в котором ее мать отказывала мне от дома. Она рассказывала, что их фамилия происходит из древнего рода римских патрициев, что ее дочь должна хорошо выйти замуж. «Оставьте ее в покое, - сказала она в заключение. – У Вас же впереди нет будущего, кроме революции».

Глаза отвратить, и не сметь, и не сметь
В эту страшную пропасть глядеть
Блок вообще стал мне близким другом, такими уместными бывали его тирады. И не он один – раньше я вовсе не любил поэзию, теперь открыл ее для себя. Что там поэзия, за этот год я увидел и перечувствовал столь много необычного и удивительного, будто исследовал новое измерение. Например, теперь я уже не считаю, будто знаю об эмоциях все. Оказывается, существуют совершенно неизвестные мне чувства.

И кровь действительно пела, знак оказался верным. Всю зиму. И теперь поет. Если вдуматься, какая-то мрачная метафора. Но нет, мрачные – это мы с ней, а чувство – самое светлое.

@темы: memoire

---

Все было хорошо, пока мама с папой не спросили, какая фракция мне нравится.

Блеранкур, 2027 г.
Аскольд Петровский, сочинение, 1 класс.

Меня зовут Аскольд, мне семь лет. У меня очень хорошие мама с папой, а я у них – маленький опричник. У меня есть настоящий маленький топорик и красные сапожки. Вообще-то, у меня было два фандома на выбор и сначала я решил быть маленьким революционером. Все было хорошо, пока мама с папой не спросили, какая фракция мне нравится. Мама у меня дантонистка, а папа – робеспьерист, поэтому они часто спорят. Я честно ответил, что мне нравится Эбер. Тогда они отобрали у меня ботинки и отправили на улицу добывать себе еду, раз уж я санкюлот, а сами валялись на шелковых покрывалах и пили на моих глазах южные вина. Так что я решил быть опричником, потому что красные сапожки это очень хорошо.

И прочие подробности счастливого детства.

Зато, когда я был санкюлотом, у меня был красный колпак. Он мне очень нравился, потому что под ним можно было прятать зеленый ирокез, который мне делает каждое утро мама. Я люблю рок и буду как Курт Кобейн, когда вырасту, потому что родители сказали, что убьют меня, если я буду любить попсу. Как и у других детей, в моей комнате на стенах висят портреты знаменитых рокеров. Правда, их повесили туда мама с папой, а не я, потому что другие стены уже заняты.

У нас много картин в доме. На одной стене – портреты чекистов: Феликс Эдмундович, Петровский и мой прадед. Хотя папа говорит, что Петровский тоже мой прадед. На другой – сторонники Гитлера в окружении красивых надписей «Ради общего блага», «Магия – сила», «Чистота крови – навек». Кстати, в ванной мамы стоит олень Гиммлера. Это все как-то связано с тем, что наша фамилия – Гриндевальд. Папа говорит, что женился на маме, потому что Блэки «второй лучший род в Британии после этих ваших вырожденцев».

Еще у нас есть белый кот Макс с зелеными глазами. Он очень красивый, но кормят его только, когда домой приходит папа. Хотя мама каждый день возит его в парикмахерскую, чтобы ему пудрили шерсть. Когда Макса зовут есть, то кричат ему «террор», а когда его бьют веником, то приговаривают «термидор». Недавно мама два часа издевалась над Максом, она стояла в коридоре, ела мороженое и кричала то «террор», то «термидор». Бедный кот носился туда-сюда. Папа очень рассердился, когда увидел это, и они закрылись в своей комнате «штурмовать Бастилию». Я не знаю, что это значит, говорят, подрасту, тогда узнаю. Но у них часто какие-то баталии, то «триумф на Марсовом поле», то «подавление Вандеи», то еще что-то.

Еще у нас есть свой домашний призрак Лолоша. Он живет с мамой аж с 2016-го года, это он познакомил их с папой. Недавно мама показывала мне портрет Лолоши, когда он еще был живым дядей и его звали Шарль. Я был в шоке, потому что не знал раньше, что наш семейный призрак – без головы. Моя мама вообще любит, чтобы головы были отдельно от тела. В прихожей, рядом с гильотиной, у нас есть полочка, где хранятся головы домашних эльфов. А еще, когда мама не в духе, то кричит папе: «я хочу голов, милый».

У мамы на бедре есть татуировка – подпись Барера в натуральную величину. Подпись у этого месье такая, что, когда мама надевает короткую юбку, ее видит вся улица. Папе и Лолоше эта татуировка очень не нравится. Но тогда мама угрожает, что она еще и татуировку с Талльеном набьет под грудью.

У моих родителей очень много друзей, и они любят гостей. В нашем доме бывает много интересных людей и всегда весело. Все гости любят со мной играть и дарить подарки.
А когда гости уходят, мама обнимает нас с папой и говорит, что мы похожи на семейку Аддамс и мы самые лучшие.

@темы: нездоровье мое, ...такие же точно, как мы, фетишисты (с)

---

6 мая 1758

"...ведь как бы ни противились мы встрече с этим гостем, мы всё равно слышим на лестнице его лёгкие шаги."(c) Мантел.

06.05.2017 в 00:23

Пишет  Claudius Antonius Gallus:

День рождения наиболее исследуемого и наименее постигаемого революционера.
Среди них, опередивших свое время, нет фигуры человека, который в большей степени опередил бы и самого себя. Он не был рожден для прекрасного-гибельного пути революции, она выбрала его сама. Можно по-разному относиться к его решениям и взглядам, но можно ли судить о ее выборе? Кому дано знать, что стоил этот выход за границы своей личности. Известно только, что он исполнил свой долг.

@темы: Memoire, Robespierre

---

Весенний ветер, вальс и белое платье.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Завтра премьера, и это последний шанс сказать:

Зачем вы трогаете зло, когда оно спит?

всегда ваш
Гриндевальд

@темы: смысл жизни, осенние хроники

---

Миниатюра (черновики)

После победы над Гриндевальдом. Апрель 1945 года.

Пока солнце сияло над грешной землей.

Тогда, стоя в первозданной тишине среди гор, Альбус думал о том, как хорошо обрести покой под одним из этих камней, где никто никогда не найдет их могилу. Спать под покрывалом из эдельвейсов.

Он повертел в руках Старшую палочку, примеряя к ней руку, взглянул на Геллерта, простертого у своих ног на каменистой почве. Уйти, оставить истории чистой последнюю страницу жизни диктатора? Подступившая усталость потянула его душу к земле, к волшебному сну Мерлина под холмом. Он спрятал палочку, отвергая искушение покоем и красотой.

- Нет, Геллерт, ни ты, ни я не имеем права на это, - произнес, поднимая полумертвое тело. – Нам придется пройти через позор суда и публичной казни. Нужно проделать свой путь до конца. Ты сам говорил так.

Геллерт не слышит его, не видит гор. «Но ведь это Швейцария… Я забыл, что это твои горы». Альбус закрывает глаза и, превозмогая желание еще раз посмотреть на вершины под необъятным небом, представляет Лондон.

Тесные улочки встают перед глазами. Что там, мелкий дождь? Дома становятся видны отчетливо. Уже слышны звуки. Министерство магии… кабинет премьер-министра…

@темы: memoire

---

La mort

Я прежде не думал, как много в страхе смерти занимает именно ужас перед умиранием. В том, пограничном с психозом состоянии, которое вынудило меня молчать весь 2015 год, я все время видел смерть именно от болезни. Вероятно, это и пугало сильнее всего: умирать в казенном доме с серыми стенами, в окружении страдающих людей, белых халатов, капельниц, трубок и медицинской стали, и знать, что уже не выйдешь на свободу… Так что Бальтазар с цитатой про ужасные обои (или я, или они) попал в цель.

Наверное, для этого я слишком тонкая натура, но… «Жаль, нет ружья». Вот, какие слова должны быть последними. Мужество, пусть и бессмысленное перед ее лицом, все-таки должно помогать немного меньше страдать от ожидания пустоты и темноты впереди.

Я хотел говорить о смерти за идею. Но в этой теме, как оказалось, много слишком личных чувств.

@темы: смысл жизни, осенние хроники

---

Messieurs les juges les procureurs

Non, je n'ai cure de vos assises
Je suis assis sur votre Honneur
Et vos valeurs que je méprise

Я так влюблен и так счастлив.



Граждане инквизиторы,
Послушные стражи общего блага,
Я счастлив покинуть
Ваш праведный путь

Я — вольнодумец,
Смутьян, нарушитель спокойствия

Господа судьи, прокуроры,
Меня не заботит ваш суд
Я выше вашей Чести
И ваших презренных ценностей

и далее по тексту

(Грохочут)* пушки юстиции**,
Подожженные вашей охраной,
На благо народа
Что бы ни приказывали, осуждая,
Я не сложу оружие

Господа судьи, прокуроры,
Меня не заботит ваш суд
Я выше вашей Чести
И ваших презренных ценностей

Если моё безумие запретно,
Тем оно изысканней

Граждане инквизиторы,
Послушные стражи общего блага,
Я счастлив покинуть
Ваш праведный путь

Я — вольнодумец,
Смутьян, нарушитель спокойствия

Господа судьи, прокуроры,
Меня не заботит ваш суд
Я выше вашей Чести
И ваших презренных ценностей

* в этой версии опущено слово "tonnent".
** "les canons de la Justice" - каноны юстиции? орудия правосудия? игра слов, очевидно.

@темы: осенние хроники, memoire

---

...

"С противоположной стороны зала раздается длинный стон, а следом за ним бесконечная тирада на французском, в которой не слышно ни одного цензурного слова".

Боже, это же я через двадцать лет.

@темы: японские хризантемы

---

Вчера

Ночной туман играет с фонарями, еще зелеными деревьями и с тонким слоем желтых листьев на мокрой земле. Уголок двора перед окнами становится похож на декорации, кажется уменьшенной своей копией, здесь чувствуется что-то бутафорское, совсем ненастоящее, но между деревьев есть два шага по мертвым листьям и могут тянуться пустынные подпространства на сотни миль.
Я почти верил, что могу уйти туда, по железнодорожному полотну, где не промчится ни один поезд за много дней, а до тонкой кромки рассвета, что на горизонте, можно идти недели под косматыми звездами в черно-сером небе. Я бы поверил, просто решил остаться.
В тумане можно найти разное волшебство, но я всегда и везде вижу двери и дороги. Альбус говорил, в тумане нельзя останавливаться: если замереть в его плотной, непрозрачной гуще, можно услышать голоса всех заблудившихся путников, далекие крики и бормотание самому себе всех тех, кто сбился с дорог.

@темы: осенние хроники, memoire

---

У фонаря, когда-нибудь

Во дворе казармы, в свете фонаря
кружатся попарно листья сентября,
Ах, как давно у этих стен
я сам стоял,
стоял и ждал
тебя, Лили Марлен,
тебя, Лили Марлен.
Не люблю перевод Бродского, но эта фраза про листья.



Осень кружит нас вместе с листьями между прошлым и будущим. Часы замирают, и все времена сливаются, превращаясь в пространство. Можно успеть прожить жизнь между сентябрьским дождем и октябрьским туманом. И думать о том, что в душе. Как встарь, Лили Марлен.

@темы: осенние хроники

---

How could I feel you

---

Бесконечно дождь

Тут бы пить кофе, сидя в постели, ставить чашку на подоконник, согреваться свечой.

@темы: эстетично

---

Path

Я эту мелодию всегда считал очень точным отражением некоторых экзистенциональных переживаний.
Но вот, все еще находясь в поиске того пути, которым прошел Герхард, я нащупал интуитивно её. И тогда я понял, почему выбрал его, несмотря ни на что. Потому что это было в его пути. Я хочу, чтобы это было, и я дам ему это.
Ты рыщешь зверем, ищешь, натыкаясь на деревья, сугробы, перекошенный горизонт, бежишь, теряя и находя след, зимняя дорога стелется под ноги.
И находишь, ловишь в последний момент почти ускользнувший верный путь. Прочно становишься на дороге, где ты уже не совсем ты, а то, что неизбежно пройдет те несколько отмеренных ему шагов - потому что не совсем ты - это ты в большей степени, чем когда-либо был. Но это - миг, секунда на смену кадра, а ты уже здесь, и уже делаешь это. Танцуешь босиком на снегу в кольце костров, распахнув меха, распахнув на груди тонкие, не спасающие от холода одежды, вот так вот - открытой грудью вперед и вверх, не замечая даже откатившихся в сторону углей, обжигающих кожу ступней. Не замечая вообще ничего, как меняется мир рядом с тобой, что рождается в нем или умирает. Танцуешь, полностью отдавшись движению, быстрому полету сквозь зимнюю ночь. Ничто не имеет значения. Как будто, когда музыка закончится, ты упадешь, отдав последние силы, ляжешь на снег, опустошенный, выпитый до дна, под темно-синим небом с искрами звезд. И вмести с ними, бессмертными, станешь частью вечности - ледяной, пустой, безмолвной. Но это не страшно, это лучшее, что может случиться, если спокойно принять в себя этот холод и эту пустоту, и эти страшные, разрывающие душу острыми лучами звезды.
Но пока ты танцуешь, ступая по снегу. Это жар, порыв, язык пламени, взлетающий вверх и гаснущий в холодном воздухе секунду спустя, протуберанец солнца, который неизбежно рассеется в черной пустоте. Это - отдавать, не думая о последствиях, не ожидая возврата, не надеясь на благодарность, справедливость, равновесие. Выбросить энергию в небо, вместе с душой, не задумавшись на секунду о том, как вернется она назад. Это конец, полный, безвозвратный конец, что бы не случилось после. Может быть, такой танец может разрушить мир. Но это не важно - ни тебе, ни миру. Потому что в этот миг ты находишься с миром так близко, как никогда прежде, словно сливаясь с ним в любовной одержимости, отдавая свой огонек в его мощный поток силы.
За этим следует выжженная пустота. Но не страшно, если принять ее как должное. Это просто, очень просто потом - ведь без этого не бывает такого танца. Но очень сложно, очень сложно в начале - потому, что не будет танца, если только не посвятить себя прозрачным пространствам между звезд. И только если ты в пути, рыщешь, несешься волчьим бегом, в шаге от самого важного, но непонятного, невидимого и ускользающего, тогда просто соскользнуть на эту тропу, где перестают быть и остаются собой, бывая оболочкой, обликом для желаний и движения мира.

@темы: нездоровье мое

---

Камни и кости

Рискуя быть понятым превратно, я все-таки.

"Примерно такая же участь постигла и скандинавских богов. Первые попытки восстановить контакт с ними в XX в. окончились плачевно. В своём эссе о Вотане, опубликованном в 1936 г., К.Г. Юнг рассказывает о том, как «древний бог бури и безумия, безмолвствовавший так долго», начал пробуждаться «к новой жизни, подобно дремавшему до поры вулкану, в цивилизованной стране, которая, казалось, давным-давно переросла Средневековье». «Молодёжное движение», — пишет он, — уже заклало овна в жертву этому старому божеству, и тот же дух теперь бродит в рядах нацистов". И, быть может, постигшая Германию катастрофа в чём-то сродни тому, что могло бы случиться, если бы люди, загнавшие своих домашних питомцев в джунгли, встретили их через несколько лет и сказали: «Ой, смотрите! Это же наша киска! Заберём-ка её обратно домой».
С тех пор минуло уже более полувека, но в скандинавских богах по-прежнему остаётся что-то дикое и страшное."

— Lionel Snell

Я хотел постичь дух зимы и нашел его в Асгарде. Зима сладкая, с шоколадно-ореховым послевкусием, с запахами выпечки и мандарин, с рождественскими гимнами и серебряными бубенцами меня не выдержала. Все же я слишком тяжелый для таких молодых вещей, сахарная глазурь, изображавшая лед, хрустнула и я провалился в темные воды, на глубину, к каменному сердцу северной традиции.
В мире, рожденном из абсолюта огня и абсолюта льда, на костях Имира, я понял, есть желания, есть чувства и поступки - живые и полные сил как руна Уруз. Мое зрение не приспособлено видеть их - мы, западная цивилизация, живем среди пастельных оттенков, насыщенные цвета режут нам глаз. Не потому, что мы слабы - потому что запретили себе смотреть на огонь.
Я не видел, но предчувствовал, как предчувствуешь море, еще скрытое от глаз. Это был отзвук идей, интуитивно понятное непостижимое - отголоски коллективного знания. Не видим - не значит, что этого нет.
То, что я читаю сегодня, Герхард говорил несколько месяцев назад. Я не случайно оказался в этой точке. В октябре, мне пришла руна Хагалаз, как образ моего внутреннего состояния. Руна Хагалаз должна завершиться взрывом. Позже, в ноябре, я написал здесь - в железном лесу уже рождается Фенрир, взрыв? Но тогда я еще был далек от мысли пить из этого источника. Все дело в Герхарде.
Нацисты исказили знание о таинствах крови и земли, но Герхард не должен был делать ту же ошибку (если уж делать). И теперь я должен понять, почему по пути, проторенном им, следом двинулась железная смерть. Он не злодей. У него даже нет трагической истории из детства, которая все объясняет - герой переходит на темную сторону. Нет, не так это было. Просто есть такие дороги, пройти по которым может только один.
Теперь это важно - увидеть его путь, понять, что же произошло с ним на самом деле. Я знаю начало и конец, но что было между этими точками? И... у меня чувство, как будто я ступаю на самый тонкий, самый ненадежный мартовский лед.
Отгадывая его шаг, я делаю этот шаг сам. Я иду с ним, я принял на себя его вирд. Если он пройдет, пройду я. Пугающая правда в том, что не я за ним следую. Он следует за мной. Пришло время, когда он стал нужен, кто-то вроде него. И я выбрал - такого. Не очень хорошего человека. Но не злого. Открытого добру и злу, настоящего, способного желать и чувствовать в той палитре, на которую мы обычно не решаемся. И я не боюсь не дойти, я боюсь того, что дойдет.
Словом, у меня есть чувство, будто я сейчас рискую своей бессмертной душой.

@темы: зимняя летопись

---

Здравствуй, Бог. Это же я пришел.

My name will mean nothing ten minutes after I'm dead. (с)

@темы: зимняя летопись

---

Вино и молоко

@темы: зимняя летопись

---

***

Хочу, чтобы этот год был наполнен красотой, чувствами, запахами и волшебством.

***

@темы: эстетично, зимняя летопись